Перед недавним VII съездом КПРФ в четырех номерах “Правды” была напечатана статья члена Президиума ЦК партии Виктора Зоркальцева “КПРФ и религия”. Надо полагать, ей придавалось принципиальное значение. Об этом свидетельствуют и сан автора, и размер статьи, и место её публикации, и характер формулировок. Что ж, время...

Автор назидательно внушает: “Нам в России пора по-настоящему осознать, что мы живем в принципиально ином обществе”. И мы сразу ошарашены. Во-первых, кто же это до сих пор не осознал, что произошло, если жизнь каждый день бьет по головам? Да как! Во-вторых, “в ином обществе”, чем какое? Почему автор стесняется сказать “в ином, чем социалистическое, в котором мы жили совсем недавно. “Хотя и это было бы лишь полуправдой, ибо на самом деле мы живем в обществе не просто ином, а прямо противоположном социалистическому, — в таком, где трудящиеся бесправны, народ ограблен кучкой кровососов, подобных Чубайсу, где идет интенсивное обнищание и вымирание населения. Автор констатирует: “страна лежит в развалинах, её на глазах всего мира добивают, народ бедствует”. Но вместо того, чтобы внятно сказать, по чьей вине это происходит, он опять напускает тумана: “Это типичное переходное общество”. Откуда куда переходное? Сказать это член Президиума ЦК не смеет. Так скажу я, рядовой коммунист: общество переходит, вернее, власть и помянутые кровососы насильно перетащили общество из социализма в бандитскую хазу, а теперь те же кровососы тащат его в разбойничью пещеру, чтобы там прикончить.

И вот в пору таких-то гибельных для народа и государства событий член Президиума умиляется и не может нарадоваться тому, что “после устранения бессмысленных административных запретов и идеологических табу начался религиозный ренессанс”. В этом он и видит инакость общества, его новизну, этим и умиляется. Вот, мол. раньше, в эпоху запретов и табу, люди ночами стояли за билетами в Большой, во МХАТ, в Малый, тянулись длинные очереди в Третьяковку, в музеи изящных искусств, в Ленинку, а теперь, в пору ренессанса, обнищавшим и голодным согражданам не до этого, зато “видишь десятки тысяч людей, простаивающих по 6-8 и более часов у храма Христа Спасителя, чтобы поклониться мощам святого Пантелеймона, умершего без малого 1,7 тысячи лет назад”. Так и написано: “1,7 тысячи лет”. При виде этих “десятков тысяч” пламенное сердце коммунистического идеолога млеет... И одновременно, опять-таки не решаясь говорить прямо, открыто, он молча отвешивает здесь поклоны Ельцину и его режиму, ибо, конечно же, имеется в виду, что это они устранили запреты и табу, благодаря им начался сей ренессанс с хвостами очередей к мощам.

Но о каких, собственно, запретах речь? Бывали, конечно, дуроломы, подобные Хрущеву, зело огорчавшие верующих. Так от них страдало все — и сельское хозяйство, и оборона, и литература, и изобразительное искусство, и верующие, и неверующие. Хрущев крушил как Христа и его приверженцев, так — да еще с большим рвением! — и Сталина с его последователями. Но вот уже много лет никаких запретов не было. Ведь действительно, “партия в целом боролась не с религией, а с вредными предрассудками и антигосударственной деятельностью некоторых религиозных организаций”. Автор далее тут же и напоминает о многих веских решениях партии и правительства 20-30-40 годов, подписанных Сталиным, Орджоникидзе, Кировым и направленных на сбережение интересов церкви и верующих. А с 1943 года руководители партии и государства принимали священнослужителей в Кремле, отмечали их государственными наградами, они приглашались на правительственные приёмы и так далее. И после этого, как о чем-то небывалом, член Президиума вдруг заявляет, что сейчас “государство тонко учитывает это (помянутый ренессанс — В. Б. ) и активно вовлекает духовные авторитеты в решение светских проблем. Многие из них удостоены государственных наград”. Очень хорошо. Но хотелось бы знать, почему ни слова о том, сколь “тонко учитывает” государство бедствие народа, созерцающего церковный ренессанс. Что, коммунисту об этом запрещено говорить? Кем — Президиумом ЦК? Священным Синодом? Не даёт ответа, но зато опять млеет от восторга по поводу того, что на церемонии передачи президентской власти, состоявшейся, по его мнению, будто бы “в канун Нового года”, присутствовал сам “глава Русской Православной Церкви. И это было знаковым явлением (!) для общества”. Прекрасно! Но хочется напомнить трубадуру ренессанса, что во время войны и вскоре после нее патриарх-орденоносец Сергий и другие священнослужители участвовали в решении таких “светских проблем”, как, например, сбор средств в Фонд обороны, а как члены государственных комиссий — в расследование немецко-фашистских злодеяний на нашей земле. А патриарх-орденоносец Пимен еще в 1963 году стал членом Всемирного совета мира и Всесоюзного комитета защиты мира. Из времен сравнительно недавних можно вспомнить хотя бы известное письмо тогда еще митрополита Алексия генсеку Горбачеву с благодарность за его “титанический труд на благо Родины”, оно было написано после высокого совещания в Кремле, в котором будущий патриарх принимал участие... О каких же недавних запретах и табу толкует высокопоставленный идеолог? Встречал ли он их за всю свою жизнь?.. Другое дело, что Ельцин создал для церкви как для своего прямого союзника, так сказать, режим наибольшего благоприятствования: приблизил к трону, обласкал, освободил от обременительных налогов, предоставил телевидение и т. п. Однако мы полагаем, что участие в работе упомянутых выше Фондов, Комиссий и Советов было поважней для истории и нужней для народа, чем лобызание патриарха с президентом или “знаковое присутствие” на разухабистом игрище, устроенном в Кремле на золоте, бархате и атласе под елейные речи и колокольный звон с пушечной пальбой и фейерверком.

В чем же т. Зоркальцев и его Президиум видят тот самый ренессанс. Прежде всего, конечно, в том, что “процесс создания религиозных общин нарастает. Конфессии России бурно развиваются, в них вовлечены миллионы граждан”. Сколько же именно миллионов? А вот: “По данным социологических исследований, не менее 60 процентов жителей России признают себя верующими”. Не менее! А может, и более. Это выходит, все взрослое население поголовно, включая Президиум ЦК КПРФ, то есть миллионов 100-110. Ого! Пожалуй, такого процента нет даже в столь религиозных странах, как Испания, Италия или Израиль. А кто же проводил социологическое исследование? Как зовут этих энтузиастов? И где они трудились? Когда? Какой метод использовался? Опять нет ответов!.. Видимо, то была тайная подпольная акция, и она стала общим секретом Президиума КПРФ и Священного Синода, Зюганова и патриарха.

60 процентов были названы в первой части статьи, но вот мы открываем вторую часть и читаем: “По данным переписи населения 1939 года две трети жителей СССР считали себя верующими”. Тут уж получается не 60, а 66 процентов. Но и этого члену Президиума в его рвении мало, в четвертой части статьи он уверяет, что “подавляющая масса граждан СССР” были верующими. Подавляющая!.. Это уж, поди, процентов 90. И он ликует! Несмотря на то, что вроде бы ясно понимает болезненные причины “бурного роста” и ренессанса: “Страдания, выпавшие на долю наших граждан в годы войны, увеличили число верующих”. И сознает, что верующие ныне принадлежат “в основном к обездоленным слоям общества”. Коли так, то чего ж тут, спрашивается, ликовать? Да это не ренессанс, а декаданс!.. Но дело не только в этом. Вы уверены, т. Зоркальцев, что при переписи 1939 года задавали вопрос о вероисповедании? Мои ровесники помнят эту перепись, но сколько я ни напрягал память, сколько ни расспрашивал, все говорят: “Чушь! Не было такого вопроса”. В самом деле, с какой стати? — ведь церковь отделена от государства... Словом, есть основание полагать, что все эти 60, и 66, и 90 процентов добыты “способом открытого бурения” там, где источник подобных данных неиссякаем, — в залежах коксующихся домыслов. Эти ваши миллионы и миллионы, т. Зоркальцев, еще более эфемерны, чем 20 миллионов членов КПСС до 1991 года, когда они при первом шорохе моментально разбежались, оставив 2, 5 процента. Так что, как горбачевское Политбюро жило в выдуманном им эфемерном мире, так и нынешние идеологи КПРФ обретаются там же... Но спрашивается: зачем член Президиума ЦК жонглирует несуразно раздутыми цифрами? Ответ на этот вопрос имеет кардинальное значение: чтобы понравиться церковникам. И в этом вся суть статьи. Она сплошь состоит из комплиментов в их адрес, из угодничества перед ними, из прямого раболепия путем искажения действительных исторических фактов.

Впрочем, нельзя исключать того, что цифра “не менее 60 процентов” действительно была где-то получена в результате какого-то хитрого опроса. Дело в том, что вот уже немало лет, как в обществе создана атмосфера если не террора, то злобного остракизма против неверующих, глумления над ними. И активнейшим помощником ельцинского режима в этом богопротивном деле оказалась КПРФ и её лидеры. В. Зоркальцев пишет: “Ошибка КПСС, руководства страны того (?) времени состояла в том, что культивировалось искусственное разделение людей по вере, что религия признавалась наследием феодализма”. Во-первых, а что, разве религия это наследие Октябрьской революции или первой пятилетки? И о каком времени тут речь? И о каком “разделении по вере” (судя по контексту, имеется в виду разделение верующих и неверующих — В.Б.) говорит автор, если сам же, опровергая себя, утверждает, что “в партии в 1922 году партперепись выявила 10% верующих”. В партии! А в середине 20-х годов, например, в компартии Бухарской республики более 60% были верующие, “причем мусульманские священнослужители во многих случаях возглавляли партячейки”. Куда уж дальше! Имея в виду более поздние времена Зоркальцев, не называя, правда, конкретных имен, рисует такую картину: “Немало верующих являлось депутатами Советов, занимало командные посты в армии, вело научную и преподавательскую работу, ярко проявляло себя в сфере экономики и культуры”. Все это не оставляет камня на камне от собственного угодливого мифа “разделения по вере”.

Так было. А что теперь? Теперь-то и насаждается настоящее разделение, притом — самыми варварскими способами. Вот хотя бы всем известный Никита Михалков, лауреат премии Ленинского комсомола Казахстана, любезный друг президента, с которым недавно на загородной даче он даже отпраздновал интимно Никитины именины. Этот Михалков уже много лет буквально терроризирует неверующих — и по телевидению на всю страну, и в таких злобных ельцинско-раболепных газетах, как “Не дай Бог!”. Так, 29 июня 1996 года, изо всех сил помогая Ельцину вторично стать президентом, он писал в помянутой грязной газетенке: “Большевизм ничего не может принести ни миру, ни народу. Большевизм построен на учении, которое рождено не в России. И уже это(!) говорит о том, что оно никак не может — быть связано с истинно корневой системой страны”. В угодническом экстазе он не соображает даже, что его слова о чужеродности и корневой связи могут быть с еще большим основанием отнесены к христианству вообще и в частности к православию, которые ведь тоже родились не в Новгороде или Рязани, не в Мытищах или Елабуге, а “гораздо дальше от России, чем марксизм, — аж за синими морями, за высокими горами. И дальше: “Только с Ельциным сегодня может связать свое будущее, свой расцвет (то бишь ренессанс — В.Б.) православие”. И, наконец: “Русский человек без веры — не человек. Достоевский сказал еще жестче: животное. А я не хочу быть животным, я не хочу жить в мире животных”. Раньше, видите ли, жил и шибко преуспел среди животных, а теперь почему-то не хочет. И такие речи Михалков не раз повторял как раньше, так и после по телевидению. А Достоевский, на которого оголтелый лауреат комсомола постоянно ссылается, конечно же, ничего подобного не говорил. Церковь должна бы сама решительно осудить такие широковещательные заявления всем известного невежды, но святые отцы молчат. Что, так по душе? Ведь как говорится, молчанье — знак согласия. А разве можно вообразить, чтобы коммунисты промолчали в ответ на такое, допустим, заявление одного из своих собратьев: “Русский человек без веры в марксизм-ленинизм — не человек, а животное”. Вон стоило только генералу Макашову молвить что-то дискуссионное о евреях, которых в сто раз меньше, чем неверующих, как Зюганов тотчас кинулся к Кобзону с извинениями от имени всей партии. Но за все годы человеконенавистнического беснования Михалкова КПРФ, как и церковь, ни разу не посмела дать отпор наглецу, не решилась защитить от его гнусных оскорблений миллионы и миллионы неверующих. Больше того, теперь и член Президиума ЦК заявляет в таком же оскорбительном духе: “Человек без веры — как птица без крыльев! У него нет ни будущего, ни прошлого, да и настоящее его плачевно”. Коммунистический идеолог выступает в роли подпевалы певца ельцинизма. А ведь не только Михалков не желает быть животным, не только Зоркальцев не хочет слыть птицей без крыльев да еще не иметь ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, — этого не хочет никто, поэтому при желании и можно получить невиданные проценты верующих. Заверив нас в том, что перед войной 66 процентов населения СССР были верующими, автор торжествующе восклицает: “Какой же крепко верующей была Россия, если даже в. той(?) ситуации люди не боялись официально записать, что они верующие!” 0 какой ситуации тут речь? Ведь мы только что слышали от автора, что верующие люди были всюду, занимали и ответственные должности в партии, и командные посты в армии, руководили народным хозяйством и успешно работали в науке, в искусстве, в литературе. А кроме того, да разве можно сравнить, допустим, убогий довоенный журнальчик “Безбожник”, который, кстати, когда началась война был закрыт, с таким оружием массового идеологического поражения, как телевидение, как упоминавшаяся 10.000.000-тиражная на шести полосах в цвете газета “Не дай Бог!” с постоянным пребыванием там Михалкова, Броневого, Джигарханяна и даже Бриджит Бордо, с пеной на губах цитирующих несуществующие тексты Достоевского? Вот в обстановке такого террора действительно надо иметь мужество, чтобы открыто заявить о своем атеизме... Судя по всему, Президиум ЦК КПРФ не даёт себе отчёта, до какого мракобесия дошло дело, в котором он принимает столь деятельное участие. Поэтому можно посоветовать т. Зоркальцеву проделать такой эксперимент. Перепишите-ка, уважаемый, на машинке пушкинскую не говорю уж “Гаврилиаду”, а хотя бы “Сказку о попе и о работнике его Балде” да подите в любую московскую редакцию. Во многих; из них ныне сидят люди, отродясь Пушкина не читавшие. Поэтому можно будет смело сказать: “Вот взбодрил я на досуге сказочку, напечатайте”. И что тут произойдет? Не только вас, т. Зоркальцев, не только т. Зюганова, но и, самого Пушкина с такой сказочкой сегодня спустят с лестницы, да еще и физиономию набьют...